Untitled Page

«Страсти Христовы»

Богословско-кинематографический анализ фильма М.Гибсона

В феврале 2004 года на американские экраны вышел фильм известного актера и режиссера Мела Гибсона «Страсти Христовы», повествующий о последних 12 часах жизни Христа. В европейский, в том числе и российский прокат фильм вышел на Страстной седмице по православному календарю: 7 апреля - в Москве, а затем -  в 40 регионах России. Одновременно с показом не затихают дискуссии, имеет ли такой фильм право на существование, и может ли христианин посмотреть его.

Еще до выхода на экраны ряд еврейских организаций и частных лиц посчитали, что данный фильм разжигает национальную рознь и культивирует мнение о повинности еврейского народа в распятии Христа. Но, поскольку Гибсон следовал евангелистам, логичнее было бы сразу подавать в суд на Евангелие или всех, кто издает книги Нового Завета. По требованию «прогрессивной общественности» Гибсону пришлось исключить из фильма евангельский текст: «Кровь Его на нас и на детях наших» (Мф.27:25).

Фильм не может считаться антисемитским, поскольку в нём ответственность за смерть Иисуса Христа не возлагается на весь еврейский народ. Не только жестокие иудейские священники и толпа являются евреями, но и сострадающие Ему - Апостолы, Богородица, Симон Киринейский, Вероника, плачущие «дщери иудейские» - также евреи, а римские воины (не евреи) показаны более жестокими и циничными, чем толпа. Протесты иудеев против фильма – это завуалированные протесты именно религиозного характера (нежелание показа фильма как проповедующего о Христе, Которого талмудистская традиция считает «сыном блудницы и обманщиком»), лукаво прикрывающиеся обвинениями картины в  антисемитизме. Это напоминает столь знакомые лукавые слова: «Нет у нас царя, кроме кесаря» (Ин. 19:15). В фильме расставлены совершенно другие акценты, не связанные с национальной рознью. Фильм помогает человеку заглянуть в свое сердце, а не искать внешнего врага, ведь причина страданий и Крестной смерти Христа, прежде всего, - грехи каждого человека, ради искупления которых Христос добровольно пошел на крест, а не злоба тех, кто участвовал в Его осуждении и смерти.

Вопреки пессимистическим прогнозам «специалистов», «Страсти Христовы» вызвали огромный интерес и отклик во всем мире, фильм с бюджетом 25 милл. долларов завоевал неслыханную популярность и уже собрал в кинотеатрах мира неслыханную сумму - более 300 миллионов. И это несмотря на то, что  Гибсону отказали в финансировании все серьезные голливудские компании, полагая, что фильм ожидает провал. Но, выходит, что нам только пытаются представить современное общество как постхристианское и безбожное, чтобы мы смирились с этим и опустили руки на ниве миссионерства, на самом же деле в сердцах миллионов людей обнаруживается интерес к Евангелию, тяга ко Христу, жажда проповеди.

Церковь приветствует адекватное донесение до человека евангельского текста средствами проповеди, иконописи, литературы, драматургии или кинематографии, хотя оценивает соответствие этих средств обозначенной цели неодинаково. Для православного зрителя очень важно, что Гибсон не ставил своей целью самовыражение, чем страдают многие люди искусства, отчего их творческие поиски на библейскую тематику искажают её характер, горделиво называемый "авторской точкой зрения". Предпочтение личного видения и понимания Евангелия в духе Л.Толстого или М.Булгакова самому Евангелию для христианина кощунственны. Поэтому приятно уже то, что в фильме «Страсти Христовы» нет эстетизации зла в духе Воланда из "Мастера и Маргариты" Булгакова или Мефистофеля из "Фауста" Гёте. Стремление Гибсона как можно более точно следовать евангельскому повествованию, возможно, и обусловило то сильное положительное впечатление, которое производит в целом фильм, который многим нецерковным людям поможет приблизиться ко Христу и к Церкви.

Образ Христа пытались воплотить художники разных времен и народов в разных областях творчества. Эти попытки ни разу не увенчались полным успехом, да такого и не могло случиться, потому что задача сама по себе из разряда невыполнимых. Бог изначально невидим и неизобразим, и печально было бы для христианства, если бы образ Богочеловека в полной мере вмещался  в творения человеческих рук.

Но принципиально не совсем адекватность изображения не может рассматриваться как запрет. Ведь, по большому счету, и икона – традиционное средство общения человека с Богом –  не совсем точно изображает Христа, не всегда придаёт Его Лику семитские черты, часто изображает Его с русыми волосами, в храмах можно встретить изображения Христа лишь в той или иной степени приближающиеся к каноническим образцам, больше похожие на картины. Например, в росписях храма Христа Спасителя использованы не канонические  изображения, но – в стиле русской религиозной живописи XIX века с целью донести проповедь о Христе живописными средствами на эстетическом языке, доступном современному человеку, не привыкшему к специфике выразительных средств канонической иконы (обратной перспективе, плоскостности, аскетическом изображении органов тела). В таких целях, на наш взгляд, можно использовать и кинематографические средства. Но здесь всегда будет стоять вопрос, смеет ли сценарист вкладывать в уста Христа и других евангельских героев "неевангельские" слова, ведь в фильме волей-неволей евангельский текст расширяется дополнениями, догадками, тем или иным показом окружающей обстановки, декорациями, нюансами игры актеров, и смысл Благой вести легко может быть искажен.

 Надо помнить, что отказавшаяся от натурализма православная икона есть максимально возможное для человека решение проблемы описания неописуемого, ведь в иконе значительно более чем в живописи или в кинематографии, в форме символа (!) дано адекватное направление познания человеком невидимой, непостижимой природы Божества. Евангелие же – словесная икона Христа – является единственным и неповторимым критерием Истины, и чем дальше художник в своем творчестве отступает от духа и текста Евангелия, от святоотеческого толкования Евангелия, тем более блеклый или даже искаженный  образ Христа он создает, как бы совершенно не было его произведение с точки зрения искусства. Недаром у Достоевского князь Мышкин говорил о картине Гольбейна «Христос в гробу», где мрачно и безотрадно изображён, скажем прямо, труп Христа, что, глядя на неё, «можно и веру потерять».

Верующему человеку очень трудно смотреть на лицо актера, который играет (как?) бесконечно дорогого для сердца Богочеловека. Тем более что многие предыдущие экранизации разочаровали: и скучнейший «Евангелие от Матфея» Пазолини, и модернистский «Иисус Христос – суперзвезда» Джуисона на музыку рок-оперы Веббера, и  –у всех на слуху – кощунственный фильм «Последнее искушение Христа» Скорцезе.  Не подходит для православных и  распространяемый Библейским обществом протестантский фильм «Иисус» (1979, режиссер Джон Хейман, в гл. роли Брайн Дикон), где по-несториански выпукло предстает человеческая природа Христа, в частности, его отношения с Марией Магдалиной. Единственным положительным исключением до сих пор являлся снятый по заказу Ватикана 6-часовой фильм «Иисус из Назорета» (1977, режиссер Франко Дзеффирелли, в гл. роли Роберт Пауэлл), следующий тексту и духу Евангелия.

Вообще – большое дерзновение приступать к экранизации евангельской тематики. Для кинематографа остается недостижимой целью воссоздать образ Иисуса как «икону», показать не только Его человеческую природу, но и Божественную. Нельзя забывать, что Иисус был образом Отца, и Его человеческая природа пронизана Его Божественной сущностью, нераздельна с ней. Задача режиссера, дерзающего браться за этот сюжет - сделать свое произведение окном в горний мир. Говоря еще точнее, необходимо  создать образ единой Личности Богочеловека. Отчасти это возможно, если артист будет вести себя на сцене достойно, возвышенно, неотмирно. Приближению к цели способны помочь, на наш взгляд, и столь тщательно разработанные сегодня спецэффекты, которые, к сожалению, применяются отнюдь не в благих целях, а для оказания мощного влияния на зрителя в боевиках (пиротехнические взрывы), фантастике (компьютерное моделирование звездолетов), фильмах ужасов (создание образов чудовищ, эффекты неожиданности) и т.п. Между тем, можно было использовать световые эффекты для подчеркивания Божественной природы Христа (сияние Лика, одежд), Его чудес (компьютерная графика в показе преумножения пищи при насыщении народа пятью хлебами) и др. Ведь и на иконе золото нимба – не сам нетварный свет, но его символ. На наш взгляд, осторожность в таком важном деле понятна и похвальна, но не совсем верным является отношение к любой попытке создания кинематографического образа Иисуса с привлечением современных технических средств как к кощунству, или просто сдержанное отношение к попыткам создания такого образа в миссионерских целях, для современного человека, который настолько далеко ушел от Бога и Евангелия, и даже просто от чтения книг, так прилепился к кинематографии, что, возможно, постановка кинофильмов на евангельские сюжеты сегодня – актуальная просветительская задача.

С одной стороны, действительно, человеку невозможно, несмотря на огромный талант и  помощь любых спецэффектов, адекватно сыграть роль Христа, Его искупительный подвиг -  эту особенную примирительную жертву и таинство, изобразить неизобразимое. Невозможно, поскольку, в отличие от вживания в роль любого человека, здесь необходимо вжиться в роль воплотившегося Бога, Богочеловека, у Которого, согласно определению VI Вселенского Собора 680 г., человеческая воля во всем последует Божественной воле и центром самосознания является Сын Божий, Логос. Иначе говоря, играть роль Христа будет более успешно не просто внешне похожий на Христа и загримированный артист, но тот человек, который еще и действительно любит Бога, общается с Ним, духовно соединяется с Ним (1 Кор. 6:17), чувствует Его волю и старается жить согласно ей, подражает Христу (1 Кор. 4:16; 1 Фес. 1:6), в котором раскрылся образ Божий и обнаружилось богоподобие. В этом отношении снявшийся в «Страстях Христовых» Джеймс Кевизел не безнадежен, во всяком случае, он христианин и умеет молиться, хотя терпения по ходу изнурительных съемок ему не всегда хватало. В интервью он признался: «Я думаю, что не смог бы так играть, как я играю в «Страстях», без веры».

Но даже если допустить, что актер достигнет высокой степени обожения (что для актера маловероятно), невозможно увидеть в его лице Лик Спасителя. А вот в иконе, благодаря символичности, нарочитой искусственности, есть та мера условности, которая позволяет молиться изображенному на ней Христу. Видимо, поэтому Мэл Гибсон уже после первого эпизода  и до конца фильма  предлагает зрителям смотреть на героя  с обезображенным от избиений лицом. Режиссер  прав, потому что благодаря этому возникает  необходимая условность, при которой личность самого актера уходит на второй план, а на первый – выступает Христос, лишь символизируемый актером. Исключениями являются сцены разговора Иисуса с Матерью в Назарете, спасение блудницы от побивания камнями,  преломление хлеба на Тайной Вечери, и именно эти сцены являются наиболее слабыми, фальшивыми. В эпизоде, где Христос делает стол для богача, Он показан в духе упомянутого фильма «Иисус», по-несториански, ведет себя слишком свободно, если не сказать развязно.

Вместе с тем, сразу обращает на себя внимание то, что в фильме, в соответствии к католической стигматической традицией, идущей со времен Франциска Ассизского (XIII век) и являющейся результатом духовной прелести, крайне много физиологической стороны страданий. Если в Священном Писании страдания Христа изображены довольно-таки скупо, а любовь Христа, Его заповеди, притчи, чудеса изображены обильно, то в фильме «Страсти Христовы» -  прежде всего -  страдания. Само название фильма акцентирует внимание именно на страданиях. Безусловно, это – некое урезание Евангелия и смещение акцентов. Ведь победа Христа совершилась не только Его смертью, но и Воскресением, а Воскресение показано в фильме только на последней минуте и освещено явно недостаточно.

Да и относительно самих страданий, недаром православное изображение Распятия акцентирует внимание не на боли и муках Сына Человеческого, но на том, что Крест - это победа добра над злом, смертью попирается смерть, Христос изображается величественно, страдания не затмевают Его Божественность. Православное Распятие прозревает будущее – Воскресение Христово. Надо понимать, что важен не столько искаженный страданием и залитый кровью облик Иисуса, но Его прославленный Лик, Воскресение, цель Его искупительного подвига.

К сожалению, кроме последовательного рассказа о духовно-телесных страданиях Христа согласно Евангелию, в фильме «Страсти Христовы» сгущены краски именно на физиологических подробностях, имеются кадры, режущие глаза и нервы, в сцене бичевания Христа весь двор залит нереальным количеством крови. Вероятно, Гибсон таким образом хотел «подхлестнуть» современного зрителя. Но он переборщил. Ужасна сцена фильма, когда ворон выклевывает глаз разбойнику на соседнем кресте, но это отвлекает от главного:  подлинный ужас - на кресте, где происходит Богоубийство. Именно увлечение физиологическими страданиями приводит к тому, что в фильме замечательно показал подвиг Христа именно как человека, явившего образец величайшего мужества и стойкости, но при этом недостаточно раскрытым остался образ Христа как Богочеловека.

С одной стороны, сцены страданий Христа, залитый кровью экран  призваны пробить атрофию сердечного нечувствия, успокоенности, упоения комфортом  современного человека и пробудить сострадание и покаяние. Сам великий актер Гибсон, от которого ожидали, что именно он будет играть роль Христа, в кадре ни разу не появился, но один раз в кадре  – его руки: в сцене распятия они вколачивают гвоздь в руку Христа. То место, какое отвел себе Гибсон в фильме, трудно расценить иначе, как жест его личного покаяния и осознания того, что эти гвозди – наши грехи. Неслучайно, что пресса сообщает о случаях добровольного признания преступников в своих злодеяниях после просмотра фильма, созданного режиссером с таким покаянным настроением. Поэтому прав заместитель председателя ОВЦС МП епископ Марк, заявив, что картина Гибсона с её зрелищностью - сильнодействующее лекарство, она может заставить людей задуматься сегодня о смысле событий, произошедших две тысячи лет назад.

 Крестная жертва Христа, Его страдание за нас, предательство Иуды, жестокость римлян, переживания Пилата, слезы Девы Марии - все это возвращает нас к изначальным реалиям христианства. Выразительно показано самоубийство Иуды: его одолевают помыслы, представленные в виде злобных детей, а лукавый указывает не на покаяние, но на веревку - лёгкий выход. В этом смысле для многих фильм может оказаться полезным подспорьем на пути к более непосредственному восприятию основ христианства через чтение Евангелия и приобщение к Церкви. Мучения Христа показаны так сильно, что, смотря фильм, понимаешь, что это происходит и за твои грехи, и ты в ответе за страдания Спасителя, это чувство действует очень сильно, способно вызвать покаяние. Тем более что многие из нас уже привыкли к виду креста, благообразное Распятие не вызывает глубокого потрясения. Но ведь в действительности это было жестоко. И глядя на экран, где Его изощренные истязания длятся практически в соответствии с реальным временем, начинаешь глубоко сопереживать и ощущать, как Ему было по-человечески больно, что каждый твой грех причиняет раны Христу. Как писал пророк Исаия: «Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на нем, и ранами Его мы исцелились» (Ис. 53:5). При этом страдания, которые мы видим в фильме, не безысходные, как, например, в боевиках японских режиссеров, поэтому не возникает ощущения отчаяния, тупика. Сквозь страдания Христос, согласно фильму, неоднократно повторяет, что Он идет на них ради того, чтобы исполнить волю Отца. Зрителю предоставляется возможность самому вспомнить, в чем состоит эта воля, что смысл крестной жертвы – искупление грехов. Фильм показом страданий Христа вырывает человека из обыденности и поставляет  перед судом совести и перед важнейшими вопросами: «Кто я?», «Куда я иду?», «Как я живу?».

С другой стороны, показ некоторых слишком натуралистичных и чувственных сцен насилия (бичевание Христа солдатами) отдает садизмом и может негативно повлиять на зрителя. Так, от инфаркта во время показа фильма скончались пресвитерианский пастор (г.Белу-Оризонти, Бразилия) и 50- летняя домохозяйка (г.Уичита, США). Поэтому, учитывая, что это фильм католический, что в нем гипертрофированно развит культ страданий, православному зрителю можно рекомендовать заранее изучить специфику фильма, несоответствующие православной духовности моменты и, таким образом, поставить при просмотре фильма на пути к своему сердцу своеобразный фильтр, или трезвенный настрой, не слишком эмоционально реагировать на сцены страданий. Детям и старикам, а также перенесшим инфаркты лучше воздержаться от просмотра фильма.

Находкой режиссера явилось то, что в фильме звучит арамейская, ивритская и латинская речь, что придает действию неожиданную историчность и уносит зрителя в Палестину той эпохи. Костюмы, топография происходящих событий, архитектура, над которыми трудились научные консультанты, – адекватны рассматриваемой эпохе.

 Вместе с тем, несмотря на все заявления и старания режиссера, в фильме есть отличия от Евангелия (воспитаннику Голливуда не удалось от этого уйти): согласно фильму, ученики во время третьего прошения Христа в Гефсиманском саду уже не спали, показано, что Христос молился при них, а это не соответствует тексту Евангелия. В саду показан дьявол, искушающий Христа и насылающий на Него змея, вместо того, чтобы изобразить ангела, укрепляющего Его (Лк. 22:43), хотя по сути это не противоречит Гефсиманскому борению, перед которым Христос сказал: «Идет князь мира сего, и во Мне не имеет ничего» (Ин. 14:30). Смиренные слова Евангелия: «Отче… пронеси чашу сию мимо Меня» (Мк. 14:36) переиначены в дерзновенное: «Позволь Мне испить чашу сию». Вместе с тем, в Евангелии – не требующая подтверждений вера Христа в Бога, в фильме  же – неоднократные заверения: «Отец, Я верю в Тебя», отдающие несторианством.

 В Евангелии Христос знал о приближении воинов, предупредив об этом учеников, в фильме -  показано внезапное появление воинов. В Евангелии – на горе, кроме трех ближайших учеников, были и другие, в фильме показаны только три, причем вырвавшимся из рук воинов изображен не Марк, оставивший покрывало в их руках (как утверждает православное Предание), но Иоанн. Согласно первоисточнику, еще до того, как толпа стала требовать распятия, Пилат обратился ко Христу со словами: «Не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя, и власть имею отпустить Тебя?» (Ин. 19:10), с некоторым возмущением хладнокровностью Предстоящего пред ним. В фильме же, уже после криков: «Распни Его», нарушая хронологию событий, слова Пилата: «Я имею власть отпустить Тебя» с акцентом на «имею», сказаны мягко, как бы ища согласия Иисуса на то, чтобы отпустить Его, потенциально идя на конфликт с мятущейся от злобы толпой. Слова Пилата: «Что есть правда?» (на самом деле – «истина») истолкованы в фильме в жанре «Мастера и Маргариты», где Булгаков вкладывает в уста Иешуа слова: «Правда в том, что у тебя болит голова», ничем не отличающие Его от типичных экстрасенсов и низводящие понятие Истины до степени обывательской правды. Так и в «Страстях Христовых» Пилат рассуждает с женой не об Истине, а о критериях правдивости: «Как мне узнать, что человек говорит правду?». И еще: в Евангелии о хитоне Христа воины бросают жребий, в фильме же – они рвут его. Видимо Гибсон не понимал, что режиссерская вольность здесь является принципиальной ошибкой: хитон символически, согласно святоотеческому толкованию, означает Церковь. Нет в Евангелии и кадра падающей с неба слезы Бога Отца, но это скорее – не противоречие Евангелию, а гениальная находка режиссера, символ, показывающий любовь Отца к Сыну.

Более важно другое - дело даже не столько в соответствии фильма букве Евангелия, а в том, что для адекватного понимания текста Евангелия, согласно постановлению Трулльского Собора 691 г., необходимо пользоваться толкованиями святых отцов. Гибсон же в сценарии использовал кроме Евангелия католические аскетические опыты Фра Анжелико в духе Франциска Ассизского.

При всём натурализме Гибсон почему-то не использовал в своем фильме данные, полученные при изучении Туринской плащаницы (в частности, гвозди вбивались не в ладони, а в запястья), в этом – противоречие его подхода к съемкам.

Итак, у фильма есть очевидные достоинства и недостатки. Но, однозначно, фильм - не пустой, и посмотреть его действительно стоит. Можно ожидать после его проката обращения многих неверующих ко Христу. Потому что и несовершенное христианское искусство, старающееся трепетно раскрыть Евангельские страницы зрителям, указывает на Христа, проповедует о Нём, зовет к Нему.

Клирик храма Рождества Христова г.Краснодара,

кандидат богословия,

священник Димитрий Кравченко

в раздел

на главную